В общем, к моменту приезда Николая Николаевича в Могилев армия была бы уже полностью под моим командованием, а столицы – под моим контролем. И все это параллельно с горячими заявлениями о раскрытии германского заговора, об изменниках и… о реформах, о созыве крестьянского съезда для обсуждения земельного закона, о созыве какой-нибудь комиссии по обсуждению конституции и еще чего-нибудь такого, что любит публика. Много шума и много решительных действий вполне могут спасти «отца русской демократии и особу, приближенную к императору», то есть меня любимого. Ну, и Россию заодно. Вопрос лишь в том, как это все вложить в голову этого самого императора?

Петроград. 27 февраля (12 марта) 1917 года

Встретивший Кутепова у входа в здание градоначальства жандармский ротмистр сообщил, что Хабалов приказал провести полковника без задержки прямо к нему.

В довольно большой комнате находились сам генерал Хабалов, градоначальник Петрограда генерал Балк, начальник штаба Петроградского военного округа генерал Тяжельников, помощник генерала Чебыкина полковник Павленков и еще два неизвестных Кутепову жандармских штаб-офицера. На их лицах читались тоска и растерянность.

Хабалов сразу же бросился ему навстречу.

– Вы – полковник Кутепов?

Александр Павлович с некоторым удивлением посмотрел на командующего округом и представился:

– Лейб-гвардии Преображенского полка полковник Кутепов, нахожусь в Петрограде по случаю отпуска с фронта.

– Прекрасно, полковник! – Хабалов пожал ему руку и сразу огорошил: – Я назначаю вас начальником карательного отряда!

Кутепов с изумлением увидел, что у генерала дрожит нижняя челюсть, а глаза бегают, словно он боится на что-то решиться.

– Я готов выполнить любое приказание. Но позвольте, ваше превосходительство, моего Преображенского полка в городе нет, я нахожусь здесь в отпуске и не имею никакого касательства к запасному полку. Думаю, что правильным было бы назначить кого-то из тех, кто более известен в Петроградском гарнизоне и пользуется там непререкаемым авторитетом.

Хабалов решительно махнул рукой и заявил:

– Оставьте всякие отговорки! Все отпускники в столице подчиняются мне, а я назначаю вас начальником карательного отряда!

Кутепов вынужден был кивнуть.

– Слушаю, ваше превосходительство. Прошу указать мне задачу и дать соответствующий отряд.

С явным облегчением генерал Хабалов отдал распоряжение:

– Приказываю вам оцепить район от Николаевского вокзала и до Литейного проспекта и все, что будет в этом районе, выгнать к Неве и там привести в порядок.

Подивившись столь расплывчатому приказу, Кутепов попробовал возразить:

– Ваше превосходительство, я, конечно, исполню приказ, даже если мне придется в эти толпы стрелять, но для того, чтобы оцепить указанный район, необходимо иметь под началом не менее бригады. Какие силы передаются под мое командование?

Хабалов раздраженно оглянулся на присутствующих и, не найдя никакой поддержки, ответил:

– Бригады у меня нет. Берите что есть. Возьмите ту роту лейб-гвардии Кексгольмского запасного полка с одним пулеметом, которая стоит напротив градоначальства и идите с ней вдоль Невского проспекта. У Гостиного двора возьмите роту лейб-гвардии Преображенского запасного полка, а в Пассаже еще одну роту того же полка. Пройдя дальше по Невскому, вы увидите идущую вам навстречу пулеметную роту в двадцать четыре пулемета. Половину из них забирайте себе, а оставшиеся двенадцать отправьте нам сюда.

Какое-то смутное воспоминание шевельнулось в сознании полковника, но Кутепов не счел возможным обдумывать что-либо постороннее в этот момент. Вместо этого он задал вопрос, который его весьма занимал:

– Ваше превосходительство, простите, а будет ли эта пулеметная рота стрелять, вдруг что?

Хабалов быстро закивал.

– Я уверен, что это хорошая и полностью подготовленная часть.

Видя, что Кутепов все еще с сомнением на него смотрит, генерал поспешил добавить:

– Вы не волнуйтесь! Мы вам сразу же пришлем в помощь все, что только будет возможно! Я сейчас же отдам распоряжение роте лейб-гвардии Егерского запасного полка двигаться вам навстречу и поступить в ваше распоряжение!

И совсем уж с некоторой истерикой в голосе напутствовал:

– Идите, полковник! Отечество надеется на вас!

Кутепов мрачно оглядел присутствующих, их растерянные лица, дергающуюся челюсть и дрожащие руки генерала Хабалова и, козырнув, вышел из кабинета.

Уже идя по коридорам, он мрачно смотрел на суетящихся офицеров и видел в их глазах все те же чувства ужаса и растерянности, которые только что видел в глазах присутствующих в кабинете у генерала Хабалова.

Город был обречен…

Где-то между Гатчиной и Могилевом.

27 февраля (12 марта) 1917 года

Хотя кого я обманываю? Сам себя? Я могу сколь угодно долго витать в облаках, причем в данном случае в буквальном смысле, планируя действия и замышляя необходимые России реформы, призванные разрядить ситуацию, обеспечить возможность преодоления кризиса, не утопив при этом страну в крови и не дав ее на растерзание ни денежным мешкам, ни большевикам, но главным препятствием этому будут не всякие там заговорщики и иностранные заправилы, а как раз сам государь император Всероссийский Николай Второй.

Проблема как раз и заключалась в том, что Николай Александрович Романов не даст провести никаких таких реформ, и не станет откладывать поездку на встречу со своими больными детьми в Царское Село, и, конечно же, предпочтет не принимать вообще никаких решений, по обыкновению рассчитывая, что как-то все рассосется и образуется само собой. Ну, а если не образуется, то он готов «жертвенно принять приговор судьбы дабы жертвою своею искупить» и прочая, прочая, прочая хрень, столь уместная в театральной трагедии, но столь же губительная в реальном государственном управлении огромной империей.

Таким образом, что делать, чтобы как-то разрулить ситуацию, я себе хотя бы примерно представлял, но вот как убедить императора Всероссийского – увы, пока нет.

А внизу проплывал февраль 1917 года. Заснеженные поля чередовались с черными массивами лесов. Иногда это чередование разбавляли русла покрытых льдом рек или проплешины деревень. Попадались и города. Хотя по меркам двадцать первого века такие населенные пункты тянули скорее на гордое наименование «поселок городского типа». Застроенные в основном малоэтажными домами и тем, что в советские времена именовалось «частным сектором» – множеством небольших, как правило, деревянных строений. Только вот церквей было значительно больше. И жили там внизу подданные его императорского величества, к которому я лечу сейчас, и подавляющее большинство из них вообще не в курсе дела, что в стране революционная ситуация и жить дальше так нельзя. Жили себе, занимались повседневными делами, уходили на отхожие промыслы, готовились к началу крестьянского сезона. Всяк был занят своими делами, и лишь мальчишки иногда бежали вслед нашему аэроплану, что-то, видимо, крича нам вслед…